Александр АУЗАН: «Развитие креативных индустрий — это попытка сохранить человечество в качестве активного игрока»

В становлении и развитии любой индустрии, даже самой творческой, всегда заложены базовые законы экономики. Поэтому очень мудрым решением стало в 2021 г. приглашение возглавить Правление Федерации креативных индустрий (ФКИ) человека, знающего об экономике почти всё.

Потребности рынка стремительно меняются, наблюдается рост спроса на специалистов разного уровня, появляются новые технологические угрозы, но предлагаемый образовательный продукт не всегда успевает за их активным развитием.

Как сохранить сильные кадры, поддержать их творческий потенциал и конкурентоспособность? Как обеспечить взаимосвязи роста экономики государства и креативного предпринимательства? Каковы шансы пересобрать образование и не проиграть искусственному интеллекту (ИИ) и бунту машин и как здесь помогут книги?

Об этом и о многом другом журнал «УК» расспросил декана экономического факультета Московского государственного университета (МГУ) имени М.В. Ломоносова, председателя Правления ФКИ Александра АУЗАНА.


NB!

Александр Александрович АУЗАН, декан экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, д.э.н, профессор, председатель Правления ФКИ

Родился в 1954 г.

В 1979 г. окончил экономический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова.

В 1982 г. присвоена учёная степень кандидата экономических наук, в 1991-м — доктора экономических наук. В 1993 г. стал профессором экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

С 1977 г. преподавал в Экономико-математической школе (ЭМШ) при экономическом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова, с 1982 г. по 1988-й был её директором.

В 1983 г. стал преподавателем на кафедре политической экономии экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

В 2001 г. занял должность заведующего кафедрой прикладной институциональной экономики факультета.

С 2000 г. является президентом Института национальных проектов.

С 2005 г. по 2011-й был президентом Ассоциации независимых центров экономического анализа (АНЦЭА).

В 2011–2012 гг. участвовал в разработке «Стратегии 2020», в 2015–2017 гг. — «Стратегии 2018–2024»

В 2015–2024 гг. был членом совета директоров «Северстали», в 2013–2020 гг. — членом советов директоров ПАО АО «РВК», в 2016–2020 гг. — членом советов директоров ПАО «Ростелеком».

С 2021 г. — председатель Правления ФКИ.

В 2021 г. возглавил Общественный совет при Министерстве экономического развития РФ и консультативный совет «Яндекса» по развитию экосистемы.

Александр АУЗАН

— Александр Александрович, поделитесь, пожалуйста, Вашей оценкой российской образовательной системы. На ММСО-2024 Вы справедливо отметили: «В начальной школе Россия в первой пятёрке мировых рейтингов, наши дети и внуки отличаются умом и сообразительностью. В средней школе уже опускаемся на 32–38-е места. Что касается высшей школы, то в первых двух сотнях рейтингов только один российский университет, а немецких, например, 12...» С чем это связано, на Ваш взгляд? Это проблемы в составлении рейтингов и нежелание их создателей признавать достижения российских университетов? Или показатели действительно объективны?

— Знаете, всегда действует ряд факторов. Списывать всё на недоброжелательность составителей рейтингов я бы считал несправедливым. В частности, в 2024 г. МГУ имени М.В. Ломоносова по категории «Экономка и бизнес» вошёл в первую сотню университетов в Times Higher Education и мы заняли 62-е место, а до того были лишь во второй сотне. Какие-то искажения, конечно, есть, в зависимости от того кто делает рейтинг, по каким правилам. Но я думаю, что истинную болезнь образования можно описать выражением «вверх по лестнице, ведущей вниз». Высокие рейтинги начальной школы, существенно упавшие в средней и очень растянутые — в высшей. МГУ имени М.В. Ломоносова, конечно, входит в топ-100 мировых университетов. Но согласитесь, этого очень мало — иметь один национальный вуз в первой сотне. Почему так происходит? Мне кажется, есть ещё один показатель вне системы образования. По рейтингу, который продолжает проводить INSEAD, спрос на таланты в России очень низок. Фактически мы университетскую систему, школу направляем на развитие человеческого капитала, который мало востребован в стране. Причём такое происходит десятилетиями. Оцените, сколько мы выплёскиваем человеческого капитала за рубеж. Я не говорю про шоковые события 2022 г. Но и до этого значительную часть людей мы теряли, притом что за рубежом они находили достойную работу. То есть качество человеческого капитала мы обеспечиваем, но структура экономики такова, что спрос на него предъявляет только одна группа — глобальные конкурентоспособные компании. Тем, кто работает на локальных рынках, а тем более тем, кто использует административные рычаги, для того чтобы удерживаться на рынке, таланты не нужны. А лидерские компании, и государственные, и частные: «Яндекс», «Росатом», «Касперский», «Тинькофф», «Сбер» и т.д., — вынуждены бороться за лучшие мозги, производимые вузами страны, потому что сами находятся под ветрами глобальной конкуренции. Поэтому они и смотрят на 10–15 лет вперёд, иначе проиграют, в то время как в стране реальный горизонт планирования — год-два. А стратегические документы могут соответствовать принципу Ходжи Насреддина, когда тот обещал халифу за 10 лет обучить ишака разговаривать. Помните, что он ответил на вопрос удивлённых соседей, как он намерен это сделать? «За десять лет умру либо я, либо халиф, либо осёл». Поэтому длинный взгляд только у тех, кто включён в поток мирового развития и конкуренции.

Как бы я считал нужным лечить эту застарелую болезнь нашего образования? Мне кажется, надо собирать заново всю цепочку: от начальной школы до глобальных компаний и двух десятков ведущих университетов страны. При этом полагаю, что разделение образовательной системы между Министерством образования и науки РФ и Минпросвещения России — это ошибка. Пересборка должна не только замкнуть образование на тех, кто хочет иметь сильные кадры, но и содержательно его поменять, потому что за годы болезненного состояния системы появились новые угрожающие факторы, и прежде всего ИИ. Учить прежней аналитике бессмысленно: это станет делать нейросеть. Таким образом, цепочку надо пересобрать с учётом условий работы вместе с ИИ и обеспечения творческих функций человека, потому что других конкурентных преимуществ у естественного интеллекта не осталось. Блестящий пример приводит профессор, нейробиолог Каплан. Он говорит: все знают, что теорему Ферма и теорему Пуанкаре веками пытались доказать тысячи математиков, в конце концов доказали, но возникает вопрос, откуда Ферма и Пуанкаре взяли эти теоремы? Они же не потратили на это века: просто догадались. Скорее всего, образование должно развивать интуитивную способность человека увидеть мир под иным углом зрения и выдвинуть другую гипотезу, задать неожиданный вопрос нейросети. Иначе проиграем.

Александр АУЗАН

— Как Вы относитесь к отказу от Болонской системы? Это политический запрос или насущная необходимость?

— Я настороженно к этому отношусь. Любая кампанейщина опасна. Мы на экономическом факультете к системе «4 + 2» перешли в 1991 г., ещё в СССР. Тогда не было подписано Болонское соглашение: просто для экономики это оказалось действительно рационально. В магистратуру к нам поступают не только наши выпускники. Более того, поскольку в магистратуре у нас три направления: экономика, финансы и менеджмент, наши выпускники дополняют бакалаврское образование в экономике менеджментом или финансами и наоборот. Кроме того, к нам приходят выпускники гуманитарных и естественных факультетов, потому что физику, который намерен открывать стартап, полезно получить магистерский диплом по финансам или менеджменту. Это нормально, у нас половина поступающих внешние.

А математики или астрономы считают, что им надо пять или шесть лет, медикам — больше. Поэтому я за другие профессии не скажу, но вывод следующий: надо создавать гибкую систему, меню, из которого профессиональные сообщества могут выбрать, какая структура образования нужна на этом этапе. Может быть, через 10 лет всё изменится благодаря тому же ИИ и мы откажемся от системы «4 + 2». Но для этого законодательство должно дать выбор.

Что касается реформы и эксперимента, то, мне кажется, очень важно сохранить международную узнаваемость российских дипломов, потому что мы крупный экспортёр образования. Да, это приносит не такие деньги, как нефть, газ и алмазы, но зато даёт soft power. Поэтому надо помнить, что наша образовательная система конкурентоспособна.

У нас на факультете каждый шестой студент — иностранец, и это в нынешних условиях! Не надо забивать экспорт неизвестными названиями. Люди должны увезти отсюда понятные для мирового рынка обозначения. Конечно, можно по-русски называть одним образом, а по-английски — другим. Но в этом смысле Bachelor и Master должны остаться как знаки уровня образования.

— Расскажите о публикационной активности учёных экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Сколько научных журналов издаёт факультет? Какие меры поддержки/поощрения получают исследователи?

— Экономика — такая наука, которая основные свои результаты представляет в виде научных публикаций, аналитических материалов для бизнеса, консультаций для различных экономических субъектов. Конечно, начинать надо с научных журналов, и сейчас у нас их четыре.

Мы стараемся поддерживать разнообразие журналов. В нашем портфеле есть традиционный «Вестник Московского университета», входящий в ядро Российского индекса научного цитирования (РИНЦ) и Russian Science Citation Index (RSCI) и публикующий статьи по широкому кругу экономических тем. Есть более специализированный журнал — Population and Economics с фокусом на социально-демографической тематике, входящий не только в ядро РИНЦ и RSCI, но и в Scopus. По показателю Science Index, рассчитываемому в рамках РИНЦ, эти издания находятся в 25-м и 23-м процентилях среди всех российских научных журналов соответственно, т.е. входят в верхний квартиль российских научных изданий. BRICS Journal of Economics также предполагает разнообразие тем, но он в наибольшей степени ориентирован на международный ландшафт. Пока он не вошёл в ведущие коллекции (только в Перечень ВАК), поскольку издаётся только с 2020 г., но мы рассчитываем его туда продвигать, он имеет большой спектр зарубежных авторов. Электронный журнал «Научные исследования экономического факультета» ориентирован на максимально широкий спектр тем и на авторство наших сотрудников, он вошёл в список ВАК и хорошо продвигается по импакт-фактору, но позиционируется скорее во внутреннем дискурсе.

Что касается мотивации, то с 2024 г. мы начали вводить систему поощрения качества. Нас интересует не количество статей, которые опубликовал исследователь, а то, где они размещены, есть ли цитирования, каков уровень индекса Хирша, были ли коммерческие проекты, созданные для индустрии, или выступления в ведущих бизнес-изданиях. Мы засчитываем не только фундаментальный научный поиск, но и прикладной, и стремимся создать «систему 360», чтобы оценивать научную активность со всех сторон.

Чем хороша эта система оценки: мы не просто платим за отдельные статьи. Эксперты, демонстрирующие устойчивые результаты, выделены в так называемый высший грейд и получают постоянную надбавку в течение года, и она продолжит начисляться, если они останутся на этой позиции. У нас 11 человек из 250 преподавателей и 50 научных сотрудников входят в этот высший грейд.

Но для нас, конечно, важнейший результат — это учебники, мы же университет. И здесь результаты прорывные. Мы несколько лет тому назад запустили проект «Учебник+», одновременно фундаментальный и технологически современный. Как это делается? Мы объявляем конкурс грантов для авторских коллективов по определённым видам учебников. Сам коллектив решает, какой учебник он предлагает. Участников становится всё больше, а победители находятся под непрерывным мониторингом и рецензированием: на всех фазах, а не только по завершении. Учебно-методическая комиссия факультета, которую выбрал Учёный совет, оценивает тексты и даёт определённые рекомендации. Отбор обеспечивает фундаментальность, требующуюся для вузовского учебника, а технологичность связана с тем, что это электронные издания с интерактивными графиками, заменяемыми модулями. Читатель может делать свои пометки в этих текстах. В итоге мы уже выпустили три таких учебника: по институциональной экономике, по эконометрике и по демографии. И на выходе ещё три издания. В общем, по три учебника в год мы делаем в таком новом формате, и предусмотрена система постоянного обновления и поддержки. Этим мы гордимся. Считаю, что высший продукт науки — это энциклопедия, а высший продукт образования — учебник.

— На какие базы данных, журналы, страны, научные направления сегодня делается ставка?

— МГУ имени М.В. Ломоносова раньше фокусировал внимание на публикациях в международных коллекциях Web of Science и Scopus, в том числе отдельно в двух верхних квартилях. 2022 год привёл к значительным изменениям: постановление Правительства РФ № 414 предписало отказаться от применения международных коллекций в целевых показателях, и тогда Московский университет переориентировался на журналы ядра РИНЦ. Фактически это означало расширение состава признаваемых высокоуровневыми российских журналов при отказе от фокуса на ведущих зарубежных журналах. Но от Scopus мы не ушли, поскольку наш англоязычный журнал BRICS Journal of Economics нуждается в таком признании.

Александр АУЗАН

— Вы председатель Правления ФКИ. Согласно экспертным оценкам, доля креативных индустрий в ВВП нашей страны не превышает 3–4%, тогда как в мире средний показатель — 7–8%, а в ряде стран он достигает 14%. Очевидно, что потенциал колоссальный. В чём видите основные вызовы и точки роста?

— Основной вызов, на мой взгляд, исходит от ИИ. Нейросети будут серьёзно менять рынок труда, но различные направления — в разной степени. В креативных индустриях очень большое значение имеет человек с творческим мышлением. Здесь, на мой взгляд, ИИ пока не способен заменить человека. Развитие креативных индустрий — это попытка сохранить человечество в качестве активного игрока и партнёра ИИ, а не вытесненного из процессов пенсионера мирового масштаба.

Что касается российских креативных индустрий, то я всегда полагал, что у нас здесь шансы лучше, чем в инновационном развитии, которое законодательно обустроено неплохо, но не было серьёзного накопленного частного капитала. А в креативных индустриях капитал нужен далеко не всегда. Там основной капитал человеческий. Наша финансовая недостаточность не является непреодолимой преградой в развитии креативных индустрий. Со времени принятия Стратегии развития креативных индустрий в Российской Федерации ситуация, конечно, поменялась, и не только из-за геополитического раскола и санкций. Она стала меняться уже во время ковида, потому что дефицит труда стал возникать во всём мире в пандемию, и это длительный трек. Что происходит сейчас с креативными индустриями? Творческая деятельность возможна как в креативных отраслях, так и в обычных. Например, агрокомпания открывает ресторан высокой кухни. Это креативная экономика. Так вот, в условиях дефицита на рынке труда креативные индустрии будут расти путём перехода людей в некреативные индустрии, которые смогут предложить больший денежный приз и лучшие условия. Думаю, что мы неправильно считаем динамику креативных индустрий, потому что избрали отраслевой подход, а не по профессиям. По отраслевому подходу креативные индустрии у нас будут сжиматься, но это не совсем так, потому что для Росстата не виден рост в других, некреативных, отраслях. Мы провели исследование в Институте национальных проектов вместе с ФКИ, чтобы понять, как можно помочь креативным индустриям в этих условиях. Есть и хорошие новости: наличие многочисленных цифровых платформ чрезвычайно облегчает выход на рынок. Столь низкого барьера никогда в истории не было. Существовало традиционное разделение: малый бизнес — для локального рынка, средний — для национального, крупный — для глобального. Сейчас малый бизнес может сходу выйти на глобальный рынок. Придумали какое-то хобби, сделали его профессией и тут же через цифровую платформу оказались на глобальном рынке.

Кроме того, при существующих в мире центробежных силах растёт спрос на национальное и локальное. Российские креативные ндустрии способны на этот спрос отреагировать. Они, конечно, могут и на универсальные стандарты мировых креативных индустрий ориентироваться, но заполнение рынка своим — один из возможных путей.

Должен сказать, что креативные индустрии — очень разнообразный мир, где присутствуют и коммерчески перспективные отрасли, и некоммерчески перспективные. Есть те, кто работает на внутренний рынок, и им затруднительно выходить на внешний. А есть те, кто работает исключительно на экспорт. Мы пришли к выводу, что можно использовать несколько инструментов поддержки, для того чтобы что-то получилось. Например, поддерживать экспорт. Так, видеоигры, — замечательно принимаемый на мировом рынке продукт. Там даже деньги не нужны, достаточно облегчить выход на внешний рынок. Чрезвычайно перспективна поддержка развития туризма. Содействие экспорту — это помощь в доставке результата к потребителю, но ведь можно и потребителя привезти к изделиям и продуктам. Поэтому развитие туризма в России: и внутреннего, и внешнего — чрезвычайно серьёзный фактор стимулирования креативных индустрий Люди, приезжающие в незнакомые города, ищут впечатлений, а они связаны с теми или иными творческими индустриями.

Есть, конечно, отрасли, требующие финансовой поддержки: музеи, библиотеки и т.д., которые некоммерческую ценность представляют, а рыночного потенциала там нет. За последнее время появились совершенно необычные интерактивные музеи и библиотеки, ставшие клубами общения. Но для этого требуются затраты со стороны федерального правительства и от субъектов РФ.

Александр АУЗАН

— Знаю, что в этом исследовании Вы выявляли разницу между развитием отечественных креативных индустрий и зарубежных. Какие ключевые моменты отметите?

— В условиях падения экспорта и импорта креативных товаров и услуг растёт изолированность российского креативного сектора. Должен сказать, что только за первое полугодие 2023 г. по сравнению с аналогичным периодом 2022-го сокращение экспорта из России составило 53%.

В мире — тренд на универсальность, глобализированность, экологичность и безопасность, здоровый образ жизни. В России происходит усиление интереса к национальным и локальным продуктам. И для России, для мира важны пять трендов. Первый — снижение барьеров входа на рынок труда в отрасли, притом что креативные индустрии привлекают довольно большое количество специалистов, а требования к их квалификации постепенно падают. Поэтому происходит депрофессионализация креативных индустрий, что является проблемой. Второй тренд — замещение части функций специалистов креативных индустрий ИИ. Третий — замедление роста спроса на продукцию креативных индустрий. Четвёртый — повышение популярности нецифровых продуктов при росте цифровизации креативных индустрий (цифровизация продолжается, но люди от неё уже немного устали и хотят чего-то более осязаемого). Пятый — симбиоз бизнеса и цифровых платформ.

Главная проблема креативного сектора России на ближайшее десятилетие — нехватка кадров: если за рубежом в странах с развитой экономикой происходит перетекание избыточных кадров в креативные индустрии, то в России, как я уже отмечал, идёт «высасывание» квалифицированных кадров креативных индустрий «некреативными» отраслями. Вопрос о подготовке и дальнейшем обучении в креативных индустриях стоит для нашей страны особенно остро. Наблюдается падение квалификационного уровня в креативных индустриях, лёгким стал вход в них для каждого. Если требуется получить качественный продукт, должны быть и его качественные производители.

— Безусловно, креативная экономика не может развиваться без интеллектуальной собственности. Однако в России в этой сфере немало проблем: недостаточно высокая интенсивность патентования (да и в целом информационной и правовой грамотности в этом направлении), невелик (фактически на уровне эксперимента) масштаб кредитования под залог интеллектуальных прав и пр. Какие видите пути изменения этой ситуации?

— Страны по-разному организуют поддержку креативных индустрий, и отличие в том, делается ставка только на Arts или на другую часть индустрии — технологическую. У креативных индустрий есть «отец» и «мать»: технологическое изобретательство и многочисленные направления искусства. В России даже в начальной школе дети проявляют высокую креативность, и мне представляется, что это зависит от типа семейного воспитания. У нас никто не говорит, что этот вопрос надо задавать психоаналитику, а тот — пастору. Родители готовы разговаривать с ребёнком обо всём. Да и в начальной школе, заметьте, один учитель ведёт все предметы; мир един и интересен. Это уже потом все вопросы раскладывают на полочки и какие-то темы между ними проваливаются. У креативности есть обратная сторона. В России идея не считается редким ресурсом, поэтому мы не очень склонны соблюдать чужие права интеллектуальной собственности. У нас в стране идея воспринимается как широко распространённый результат, в то время реально мы ведём себя как нефтедобывающая страна, отдающая этот ресурс на переработку. Блеснувшая у кого-то догадка не является объектом экономического оборота. Она им становится, когда её превратили в патент, лицензию, авторское свидетельство и т.д., под которые надо научиться массово давать кредиты, потому что пока это демоверсия — кредит под интеллектуальную собственность.

Александр АУЗАН

Вообще, мне кажется, что развитие направления, связанного с интеллектуальной собственностью, тормозится ещё и тем, что при геополитическом конфликте обе стороны начинают условно относиться к правам. С одной стороны, они вроде должны признаваться, с другой — как-нибудь потом. А пока — всё на счета типа C и с той стороны, и с другой.

Я бы сказал, что сдвиг произойдёт тогда, когда появятся громкие истории успеха. Человек оформил свою интеллектуальную собственность, получил кредит и у него всё «взлетело». Такие истории успеха на самом деле уже есть, просто говорить о них надо гораздо больше. Скажем, мультфильм «Фиксики» достиг своего, когда вышел на китайский рынок. Причём он дважды был переведён на китайский: отдельно для континентального Китая и для Тайваня. На чём сработал экономический оборот? Не на том, что авторы дорого продавали мультфильм, а на сопутствующей атрибутике, мерче, упаковке.

Но мне кажется, что пока у нас даже процедуры упаковки не отработаны. Они в законах прописаны, но как работающие технологии не существуют, только как демоверсии. И сдвиг в сознании ещё не произошёл. Поэтому мы имеем креативные индустрии, но не уверен, что у нас есть креативная экономика, потому что экономика креативной становится тогда, когда начинается оборот прав интеллектуальной собственности.

Но мы не стоим в стороне от этого процесса. У нас на кафедре прикладной и институциональной экономики это направление существует много лет, его возглавляет профессор Елисеев, и в этом году вышла его книга по основам экономики и права интеллектуальной собственности. Свою лепту в общий капитал развития креативной экономики мы вносим.

— Одна из главных проблем креативных индустрий — образование, ориентированное на профстандарты традиционных специальностей. Примеры эффективного сотрудничества отраслей и образовательных учреждений имеются, но их масштабы невелики, а учебные планы неизбежно отстают от технологий. Яркий пример — книжная индустрия, за последние годы ставшая одной из самых технологичных. Очевидно, что в классическое образование должны включаться отрасль и реальные практики. Каков, по Вашему мнению, оптимальный путь обеспечения креативного сектора необходимыми компетенциями?

— Для меня это немного странно звучит. Если отвлечься от креативных индустрий, то у нас любая магистратура построена на партнёрстве с лидерами индустрии. У нас 250 штатных преподавателей, а реально преподают на факультете свыше 1 тыс. человек. Это представители индустрии, которые и на бакалаврском уровне учат, и на магистерском. Но если говорить профессионально, то главная проблема состоит в том, что известные представители индустрии вряд ли смогут преподавать. Фактически нужна парная работа в аудитории, когда есть переводчик слов высокого профессионала на язык, который воспринимают студенты. Но когда Вы говорите о перестройке нашего традиционного образования, я думаю, что ИИ в ближайшие три года в образовании совершит такую экспансию, что нам придётся пересобирать всё целиком. На рынке труда ИИ воздействует где больше, где меньше, в креативных индустриях, наверное, меньше, но я не уверен. Один из «отцов» отечественного ИИ мне сказал, что нейросети «съедят» все креативные индустрии. Я ответил: Вы как родитель можете предполагать, что Ваш ребёнок может всё. Я как преподаватель с опытом знаю, что ни один ребёнок не может всего. Однако в ближайшие два-три года ИИ может просто снести всю образовательную систему, и одна нейросеть будет разговаривать с другой под видом преподавателя и студента. Традиционный формат экзамена практически перестанет работать. Выживет единственный способ — устный ответ без подготовки. Меняться придётся, а заодно можно будет налаживать кооперацию индустрии и преподавателей. Но сам формат живого образования может превратиться в элитарный, а нишу массового займёт ИИ.

Александр АУЗАН

— Наш традиционный вопрос — Ваши читательские предпочтения. Какие темы, жанры, форматы в приоритете?

— Если говорить о научной литературе, то я очень капризный и разборчивый читатель. Долго выбираю, какую книгу в этом году буду читать глубоко. Выбрав, уже не спеша что-то выписываю, отмечаю, обдумываю. Иногда ошибаюсь: книга оказывается не настолько глубокой. Что касается художественной литературы, то мои предпочтения связаны с историей и фэнтези. Science fiction нам прокладывает путь к будущим техническим достижениям. Мне представляется, и я эту позицию занимаю на стратегических сессиях, что технические изобретения возникают из той рамки, которую создала фантастическая литература. Если бы Жюль Верн не придумал свой «Наутилус», то инженеры не стали бы решать вопросы подъёма, воздухосбора и т.д. Science fiction 1950-х гг.: Айзек Азимов, Станислав Лем — задали тот мир, в котором мы сейчас живём: где законы робототехники становятся актуальными. Меня как-то спросили: а бунт машин? Он есть в литературе, следовательно, будет в жизни? Да, и надо к нему готовиться, но это не означает, что он окажется успешным. Однако я читаю больше фэнтези, потому что социальное моделирование происходит именно там.

Предпочитаю бумажный формат, поскольку очень ценю тактильные ощущения, книжный запах. Это замечательно, что есть выбор: электронный и аудиоформаты. В книжном магазине, безусловно, книга будет стоить существенно дороже, чем в Сети. Но, выбирая её, вы же получаете от этой книги гораздо больше.

— Спасибо и удачи во всех начинаниях!

Беседовала Е. Бейлина

Фотографии предоставлены пресс-службой экономического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.


Рубрика: Действующие лица

Год: 2024

Месяц: Июль/Август

Теги: Креативные индустрии МГУ им. М.В. Ломоносова Александр Аузан Высшее образование Федерация креативных индустрий (ФКИ)